Генералиссимус князь Суворов - Страница 113

113

Суворов не посещал главной квартиры, как то видно из довольно деятельной его с Потемкиным корреспонденции за этот период времени, или если и был там какой-нибудь раз или два, то в конце прошлого года. Он не затруднялся лишний раз и поклониться, и покадить своему всесильному начальнику, но не мог быть членом Потемкинского придворного штата, прихлебателем, участником «в хороводе трутней», по его собственному выражению. Он, добровольно тешивший других разными выходками и коленцами, этим самым зло издевался над своей публикой; быть же посмешищем невольным, стороною исключительно страдательною, вовсе не желал. При своих искательных тенденциях, он не впадал в идолопоклонство; кланяясь могуществу, не поворачивался спиной к пасынкам судьбы; для него загнанное достоинство продолжало быть достоинством. Под Яссами жил Румянцев в полном уединении, всеми забытый; Потемкин посетил его только однажды; некоторые другие, весьма немногие, бывали у него изредка, и то как бы украдкой, а остальные как будто и не знали про соседство старого победоносного фельдмаршала. Один Суворов оказывал ему должное уважение и притом открыто; бывая в Яссах, он являлся к Румянцеву; посылая курьеров к Потемкину с донесениями о своих действиях, он посылал дубликаты Румянцеву, как будто тот по-прежнему командовал армией. На этом пробном камне сказалось различие между Суворовым и другими .

Сидя у себя в Бырладе в течение нескольких месяцев подряд, Суворов скучал бездействием, но бездействием боевым, а не недостатком дела вообще. Прежде всего и больше всего он занимался обучением войск, объезжая и осматривая их во всякое время года. Когда же ему приходилось сидеть дома, то он отдавал свои досуги умственным занятиям, между которыми не последнее место занимало знакомство с кораном и изучение турецкого языка. Это последнее не было препровождением времени от нечего делать, без серьезной цели; спустя 9 лет, в Италии, Суворов умел писать по-турецки и написал на этом языке письмо турецкому адмиралу союзной турецко-русской эскадры. Большая же часть свободного времени в Бырладе шла у Суворова на чтение. При нем находился один немецкий студент или кандидат, с которым он познакомился несколько лет назад и взял его в чтецы. К этому молодому человеку Суворов очень привык, звал его Филиппом Ивановичем, хотя тот носил совсем другое имя; предлагал ему определиться в военную службу под его, Суворова, начальство и обещал вывести в штаб-офицеры, — обещание, по тому времени легкоисполнимое. Кандидат по-видимому был не прочь, но отец его, гернгутер, не согласился, следуя принципам своего вероисповедания; разрешил же сыну поступить в чтецы к русскому генералу вероятно потому, что Суворов предупредил будущего сожителя о своем образе жизни, об отсутствии театров, карт, шумных сборищ. Суворов зачастую беседовал со своим молодым компаньоном о предметах самых разнообразных, из которых любимейшим была история, причем Суворов интересовался не столько фактической её стороной, сколько философской. Независимо от беседы в связи с ними шло чтение, Суворов был ненасытим, заставлял Филиппа Ивановича читать много и долго и почти не давал ему отдыха, препираясь за каждую остановку. Вероятно физическая невозможность удовлетворить в этом отношении Суворова и была одною из причин, по которым чтец с ним впоследствии расстался. Читалось все и на разных языках: газеты, журналы, военные мемуары, история, статистика, путешествия; доставались для чтения не только книги, но и рукописи. Иногда к чтению приглашались офицеры Суворовского штаба и другие лица, Тут чтение принимало вид некоторого состязания или экзамена. Суворов предлагал присутствующим вопросы из истории вообще и военной истории в особенности; ответы были конечно большею частию неудовлетворительные или заключались в молчании. Суворов стыдил невежд, указывал им на Филиппа Ивановича; говорил, что они должны знать больше его, а знают меньше. Не трудно понять, что для такого времяпрепровождения, Суворову трудно было найти не только подходящих собеседников, но и просто желающих. И действительно, участвование в подобных чтениях принималось за тяжелую служебную обязанность, от которой все открещивались, особенно ввиду злых сарказмов хозяина-начальника. Один из генерал-адъютантов Суворова, которому Филипп Иванович с помощью какой-то удачной шутки доставил позволение — уходить с чтений когда угодно, долго с благодарностью вспоминал про эту услугу .

Причиною тому был низкий уровень образования и умственного развития тогдашнего русского общества, но ее усугублял сам Суворов дурным выбором своих приближенных, за редкими исключениями. Это были его сослуживцы, которым удалось ему угодить на поле сражения или в домашних делах, родственники, рекомендованные, или наконец пройдохи, сумевшие его обойти, выказавшись с выгодной стороны и замаскировав свои крупные недостатки. Нахождение при Суворове таких лиц представлялось аномалией, поражавшей даже поверхностного наблюдателя. Только в пороховом дыму эта особенность исчезала, потому что все они были люди храбрые и служили в его руках простыми орудиями неважного значения. Но тотчас после боя картина менялась и тем резче, чем ближе знали Суворова его приближенные. Такой капитальный недостаток стал особенно заметен впоследствии, в Польскую войну, но уже и во вторую Турецкую невысокие качества Суворовских приближенных и дурное их на него влияние были фактом несомненным и засвидетельствованы лицом, заслуживающим полной веры. Подполковник Сакен (впоследствии фельдмаршал) в частном письме 31 июля 1789 года говорит: «я постоянно слыхал о его странностях, но был лучшего понятия о его справедливости и его качествах домашних и общественных. Он окружен свитою молодых людей; они им управляют и он видит их глазами. Слова нельзя ему сказать иначе, как через их рты; нельзя приблизиться к нему, не рискуя получить неприятности, на которые никто не пойдет по доброй воле. Им одним принадлежит успех, награда и слава. Я не могу добиться здесь команды над батальоном, потому что один из его любимцев, его старый адъютант, не принадлежащий даже к армии, имеет их, да не один, а два, Надо быть философом, даже больше, чтобы не лопнуть от всех несправедливостей, которые приходится здесь выносить» .

113