Генералиссимус князь Суворов - Страница 116

116

Трудно сказать наверное, что именно затем произошло. Осадные корпуса много уступали численностью измаильскому гарнизону; едва ли могли начальствующие возложить блокаду на отряд еще более слабый: он подвергался бы серьезной опасности без возможности исполнять свое назначение. Из некоторых сведений и документов можно скорее заключить, что постановление совета или существовало только в проекте (подлинного, с подписями и обозначением числа, не найдено), или оно было вслед затем изменено в смысле совершенного освобождения Измаила от всякого обложения, с возвращением войск на зимние квартиры. По крайней мере Рибас, хотя и не разделявший взглядов сухопутных генералов, собирался плыть к Суворову под Галац. В письме его от 27 ноября читаем, что у него продовольствия достанет только до 10 декабря, что надо бы выждать еще три дня для получения дополнительного запаса, но он предпочитает идти скорее к Суворову и сегодня вечером поднимает якоря .

Дело однако устроилось иначе. Окончить кампанию взятием нескольких неважных крепостей, в виду тогдашнего возбужденного положения политических обстоятельств, было бы большой ошибкой. Потемкин это понимал и потому решился прибегнуть к последнему средству — послать под Измаил Суворова. Решение снять осаду крепости тогда еще до него не дошло, но он предчувствовал возможность такого исхода, а потому 25 ноября послал Суворову предписание. Он писал, что турецкая флотилия под Измаилом почти вся истреблена; «остается предпринять на овладение города, для чего ваше сиятельство извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду»; советовал вести атаку с речной стороны: «если бы начать тем, что войдя тут, где ни есть ложироваться и уже оттоль вести штурмование, дабы в случае, чего Боже сохрани, отражания, было куда обратиться». В тот же день, он послал Суворову другое письмо: «Моя надежда на Бога и на вашу храбрость, поспеши мой милостивый друг... Много там равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного... Огляди все и распоряди и, помоляся Богу, предпринимайте». Через день или два после отправки этих двух писем, Потемкин получил донесение из-под Измаила о принятом там решении на счет снятия осады, а потому 29 ноября вновь пишет Суворову, но уже не так решительно: тяжесть задачи и ответственности начинает его устрашать. Он говорит, что Гудович, Потемкин и Рибас решились отступить прежде, чем узнали о поручении, данном Суворову: «предоставляю вашему сиятельству поступать тут по лучшему вашему усмотрению, продолжением ли предприятия на Измаил, или оставлением оного» .

Предписание Потемкина о назначении Суворова под Измаил было получено там 27 числа. Рибас, готовившийся в тот вечер плыть к Галацу, остался, сообщив об этом Суворову тотчас же и прибавив: «с таким героем как вы, все затруднения исчезнут»; но часть сухопутных войск под начальством Потемкина уже выступила, и осадная артиллерия была отправлена. Весть о назначении Суворова разнеслась по флотилии и осадному корпусу моментально и подействовала электрически. Все до последнего солдата поняли, в чем будет состоять развязка минувшего тяжелого бездействия, и одно из высших лиц в своем частном письме выразилось без оговорок: «как только прибудет Суворов, крепость возьмут штурмом» .

Суворов отвечал Потемкину 30 ноября коротко: «получа повеление вашей светлости, отправился я к стороне Измаила. Боже, даруй вам свою помощь» . Сборы его были невелики и распоряжения не сложны: назначив под Измаил Фанагорийский гренадерский полк, 2 сотни казаков, 1000 арнаутов и 150 охотников Апшеронского полка, он приказал изготовить и отправить туда же 30 лестниц и 1000 фашин. Сам он выехал с конвоем из 40 казаков и с дороги послал генерал-поручику Потемкину приказ вернуться к Измаилу. Но так как время было особенно дорого, потому что приготовления к штурму не могли кончиться скоро, то Суворов оставил свой конвой и поехал с удвоенной скоростью. Рано утром 2 декабря, после больше чем 100-верстного пути, два всадника подъехали к русским аванпостам: то был Суворов и казак, везший в небольшом узелке багаж генерала. Раздалась приветственная пальба с батарей, все оживились и просияли: в лице маленького, сухопарого, неказистого старичка явилась победа.

Осмотревшись и собрав сведения, Суворов увидел, что ему предстоял подвиг, быть может более трудный, чем он полагал прежде. Крепость была первоклассная и защищала ее целая армия, усиленная в последнее время гарнизонами покоренных Русскими крепостей, которым грозил гнев Султана, обрекавший их на смерть в случае сдачи Измаила, Всего считалось, с некоторою частью городских жителей, находившеюся под ружьем, 42,000 человек на казенном довольствии, но в сущности, по турецкому обычаю, было меньше, не свыше 35,000, в том числе 8,000 кавалерии. В военных припасах было изобилие; продовольствия имелось месяца на 1 1/2; главным начальником был поседелый в боях Айдос-Мехмет-паша, твердый и бесстрашный воин, одинаково далекий от самонадеянности и слабодушия. Силы Русских были меньше; они исчисляются различно; наиболее близкую к истине цифру следует искать между 28 и 31,000, в том числе меньше половины казаков. Осадной артиллерии не было; полевая имела боевых припасов не больше одного комплекта; в продовольствии и других потребностях чувствовался крайний недостаток, который пополнить было невозможно по зимним условиям и недостатку времени; больных было много . В общем итоге положение дел представлялось очень неутешительным, тем не менее штурмование было в военном и политическом отношениях необходимо, и потому оставалось только обеспечить его успех всем, чем можно.

116