Генералиссимус князь Суворов - Страница 138

138

Прибыв в Херсон, Суворов принялся тотчас же за самое ему неприятное — возведение крепостных построек и, чтобы не пропадало самое дорогое время, он заключил контракты с подрядчиками, а так как задаточных денег не было, то надавал им векселей. Это произвело большой переполох в петербургских правительственных учреждениях, которым приходилось расплачиваться; стали раздаваться протесты, отказы. Турчанинову пришлось списываться с Суворовым за всех, объясняя ему с большою осторожностью, что политическое положение едва ли требует такого спеха, что мало денег, что некоторыми из работ придется замедлит и т. под. Суворов отвечал: «вы делаете конец началом и предваряете тогда, когда я фундамент утвердил... Политическое положение извольте спросить у вице-канцлера, а я его постигаю как полевой офицер... Вы временили 2 месяца вместо двух дней, подобно как бы ловили меня за рыбу в тенета, зная, что я не сплю... Пропал бы год, если бы я чуть здесь медлил контрактами, без коих по состоянию страны обойтись не можно... Вы говорите, их не надобно; это надлежало мне сказать в Петербурге. Так сей год повороту нет; будущий год в вашей власти. присылайте деньги и с ними хоть вашего казначея» .

Но это легко было сказать, а трудно сделать при безденежье. Суворов, присутствие которого требовалось настоятельно в разных местах его района, сидел в ожидании денег прикованный к Херсону, сердился, жаловался, грозил. А ему тем временем подготовлялся удар. Еще в феврале 1793 г. он представил свои соображения о изменении плана некоторых укреплений; в апреле последовал ему ответный рескрипт Императрицы. Проекты его одобрялись в принципе, ему свидетельствовались «особливое удовольствие и признательность». но за недостатком средств, некоторые работы приостанавливались на неопределенный срок, другие рассрочивались на более или менее продолжительное время. Сообразно с этими указаниями, ему повелевалось представить генеральную смету, «с расположением подробных на то издержек погодно» и с точным определением суммы на каждый год. Засим, хотя в очень мягкой форме, подносились Суворову позолоченные пилюли: солдат употреблять на работы без изнурения; платить им по 10 коп. в рабочий день; по мирной поре и ненадобности экстренных мер, подряды производить и контракты заключать, на основании законов. в казенной палате. Наконец, в виду того, что никакое правительственное учреждение, кроме сената, не имеет власти заключать контракты более, как на 10,000 рублей, «заключенные в походной канцелярии вашей контракты оставить без действия» .

До получения этого рескрипта, Суворов писал Хвостову: «по неприсылке денег, с препонами, о грусти моей внушать можете, коли прилично, но не в жалобном виде; истинно так тошно, что я здешнему предпочитаю Финляндию». Теперь он опрокинулся на Турчанинова: «так добрые люди не делают; вы играете вашим словом, я ему верю, а вы пускаете плащ по всякому ветру, ведая, что они не постоянны». Он исчисляет Турчанинову насколько больше были средства Потемкина для тех яге строительных работ, как будто могла существовать на практике какая-нибудь параллель между Потемкиным и ним; указывает на необходимость быстрых и полных крепостных работ в южном крае и, принимая все эти препятствия близко к сердцу. в письме к Хвостову восклицает с горечью: «Боже мой. в каких я подлостях, и кн. Григорий Александрович никогда так меня не унижал».

Таким образом мечты о службе на юге, лелеянные в Финляндии, рассеялись при первом почти прикосновении к действительности. Таков уж был Суворов. Впрочем, кроме помехи в успехе дела, создавалось еще весьма неприятное лично для него положение: подрядчики успели зайти далеко, и теперь должны были нести убытки, некоторые даже разорение. Это его не только заботило, но и подвинуло на решительный шаг. Он написал Хвостову: «Подрядчикам выданы деньги из казны, я должен буду взнесть и, чтобы не отвечать Богу в их разорении, остальные им дополнить. Чего ради извольте продать мои новгородские деревни не ниже 100,000 рублей; людей перевесть в Суздаль. Теперь еще не знаю, какая и будет ли выручка за материалы, с согласия подрядчиков; хорошо, коли б осталось на выплату, а остальные мне на странствования». Позже цифры определились; требовалось по расчету Суворова 91,148 рублей, в том числе 23,648 рублей для пострадавших купцов, а остальное в казну; цена за новгородские имения назначалась в 150,000 р. и никак не ниже 135,000. Но все дело обошлось благополучно, и прибегать к крайней мере не потребовалось; каким именно способом и при каком компромиссе достигнуто удовлетворение обеих сторон, не знаем .

При описанном настроении Суворова, трудно было с ним ладить строителям. Их было двое — полковник Князев и поступивший на русскую службу подполковник де Волан, знакомый Суворову еще в последнюю войну с Турками. С Князевым дело шло довольно гладко, но с де Воланом бывали беспрестанные столкновения. Недостаточно освоившийся с условиями русской жизни и службы, де Волан покладливостъю не отличался и часто пытался сбросить с себя гнет, казавшийся ему несправедливым или излишним. «Князев хорош, де Волан скучен и грозен», пишет Суворов Турчанинову: «избалован и три раза уже абшит брал, а мне истинно неколи о их капризах думать». Но эти неприятности не имели большого значения; немного спустя, Суворов отзывался о де Волане так: «он у меня принят как приятель, а если вышло неудовольствие, то сие было от него же. и сам он себя успокоил». Еще позже Курис пишет Хвостову: «де Волан честнейший человек, его не знали; граф душевно его любит». И действительно де Волан оказался человеком вполне достойным, и между ним и Суворовым установились отношения приятельские .

138