Генералиссимус князь Суворов - Страница 25

И по долгу, и по нравственному чувству, Суворов боролся с этим злом неутомимо. Ом постоянно доносит Веймарну, что за грабежи, незаконные поборы и обиды наказывает виновных жестоко. Действительно, потачки он за это не дает, впрочем в бесполезную жестокость не впадает и смертную казнь заменяет почти всегда батожьем и шпицрутенами. Во время поисков за конфедератами, он предписывает никому из людей нигде не останавливаться; строго наблюдает, чтобы современные постановления насчет добычи исполнялись буквально и дополняет их своими собственными правилами. Так в одном из июньских приказов 1770 года он пишет: «лошадей, в добычу от возмутителей (так повсюду приказано было звать конфедератов) получаемых, — годных определять в службу, давая тем, кто оные возьмет, некоторую плату; ружейные же и амуничные вещи в пользу службы употреблять. Когда возмутителей разобьют и у нас в добычу деньги или вещи взяты будут, то нет нужды рассматривать, откуда они получены, но следует разделять оные по всей команде, разве бы отнятые деньги принадлежали казне, в таком случае поступать по толкованию 112 артикула». В последующее время он входит по этому предмету еще в большие подробности и не ограничивается общими наставлениями, а дает указания и на частные случаи .

С большим запасом доброй воли Суворов принимает и проводит в подчиненные ему войска указания высшей власти на счет человеколюбия и справедливости. В приказе 11 февраля 1770 года он говорит: «остроумно разглашать, где мятежники гнездятся, что желающие жить спокойно дома, без малейшего страха являлись бы, и им того ж часа либертации даны быть имеют, и однако не забывать при сих случаях брать с них надлежащие реверсы. Сим можно основать, а потом и умножить в них дезерцию (побеги), которая всякому неприятелю по междоусобной недоверенности страшнее, нежели самая победа». Установив правилом, чтобы обыватели не давали конфедератам пристанища, ничем им не помогали и объявляли бы об их присутствии под опасением штрафов и наказаний, Суворов сам охотно отказывается от таких крутых мер, когда дозволяют обстоятельства. Провинившиеся в недонесении о конфедератах опатовские мещане таким образом «выпущены на пароль и взяты с них рецессы; им же для безопасности и для доказательства мятежникам, что им их впредь больше таить не можно, с прописанием даны охранные листы». Суворов даже берет на себя контролирование других, ему не нодчиненпых, в интересах справедливости. Так в ноябре 1769 года он доносит Веймарну, что присланные для дальнейшего отправления арестанты кажутся ему невинными или сомнительными, и ради человеколюбия просит на будущее время для таких случаев указания .

Наступил 1771 год, самый богатый по деятельности Суворова в конфедератскую войну, благодаря помощи, оказанной конфедератам Францией. Не ограничившись поднятием Турции против России, Шуазель еще в 1769 году послал в Польшу заслуженного офицера, де Толеса, с немалою суммою денег для оказания конфедератам пособия и для руководительства их военными операциями. Но несогласия и раздоры польских дворян скоро убедили Толеса в бесплодности его миссии, и он возвратился во Францию, привезя назад деньги, а министру написал предварительно: «в этой стране я не нашел ни одного коня, годного для королевской конюшни, а кляч покупать не хотел, почему и возвращаюсь с деньгами». Вместо Толеса Шуазель послал полковника Дюмурье, человека способного, проницательного, энергичного, но имевшего слишком беспокойную голову и потому впадавшего в фантазерство. Дюмурье прибыл в Эпериеш, в Венгрии, где был собран верховный совет конфедератов. Вместо зрелых государственных и военных людей, он нашел тут общество знатных кутил, занимавшихся только попойками, бешеною игрой и волокитством. Разочарование его еще увеличилось, когда он познакомился с положением конфедератского дела. Даже на бумаге числительность войск не превышала 16 или 17,000 человек, а на деле едва доходила до 10,000. Не было ни пехоты, ни артиллерии, ни крепостей; предводителей насчитывалось до восьми, но каждый из них был независим от других; между ними царствовали раздор и рознь; в войсках не существовало тени дисциплины. Привести эпериешских агитаторов к соглашению было для Дюмурье делом невозможным, и он прибегнул к графине Мнишек, женщине умной, образованной, ловкой и хитрой, которая пользовалась между конфедератами большим влиянием. Только при её искусном содействии, ему удалось кое-как добиться соглашения и провести свои планы.

Прежде всего требовалось единство начальствования; Дюмурье предложил принца Карла Саксонского, который обещал выставить 3,000 саксонских войск. На это все согласились, кроме Пулавского. Затем он выписал от Шуазеля офицеров всех родов оружия и озаботился устройством опорных пунктов для будущих военных действий; сверх того, особенное внимание было приложено к созданию и образованию пехоты, с помощью привлечения австрийских и прусских дезертиров, а также польских крестьян; на последнее паны согласились с большим трудом, опасаясь давать крестьянам оружие, Ружья были закуплены в Венгрии и Силезии и большой их транспорт, до 22,000, ожидался из Баварии. С помощью этих и других мер, Дюмурье надеялся собрать до 60,000 конфедератов к открытию кампании 1771 года.

План его действий предполагался следующий. Веймарн обязан был в одно время и удерживать за собою Варшаву с особою Польского короля, и сохранять магазины, учрежденные в большом числе в Подолии. При энергическом образе действий конфедератской армии, преследование обеих указанных целей представлялось неисполнимым. На этом основании предполагалось двумя отрядами угрожать Варшаве, третьим Подолии с русскими магазинами; четвертым, литовским, идти на Смоленск и угрожать Москве; пятым, самым сильным, под начальством Дюмурье, взять Краков, идти на Сандомир и оттуда по указанию обстоятельств действовать по направлению или к Варшаве, или к Подолии. Тогда все изменится; Румянцев, угрожаемый с тыла, принужден будет очистить Молдавию и отступать. преследуемый Турками; литовский великий гетман Огинский, вступив в русские пределы, где почти не было войск, перенесет туда театр войны, конфедерация сделается в Польше повсеместною и возгорится всеобщая война.