Генералиссимус князь Суворов - Страница 54

Глава VII. В Заволжье, на Кубани и в Крыму; 1774—1779.
Пугачовский бунт. — Назначение Суворова; его полномочия; опасный путь до Саратова; погоня по Заволжью; выдача Пугачова; препровождение его Суворовым в Симбирск. — Миротворная деятельность Суворова но усмирению мятежа; переписка его с Потемкиным. — Беспокойства на юге; назначение туда Суворова; отъезд в Полтаву; личное оскорбление, нанесенное ему Нащокиным. — Назначение на Кубань и затем в Крым; неудовольствия с князем Прозоровским; административные, санитарные и военно-педагогические распоряжения; недопущение высадки Турок и восстания Татар; переселение христиан из Крыма. — Беспорядки на Кубани; строгие меры Суворова против русских властей и миротворные инструкции. — Закрепление Кучук-Кайнарджиского трактата; выезд Суворова из Крыма.

В то время, как война с польскими конфедератами едва окончилась, а с Турцией еще продолжалась, на восточной окраине Европейской России встала смута и выросла в грозный мятеж.

На Яике давно было неспокойно. С одной стороны историческая привычка казаков жить в буйной, своенравной вольности, с другой — притеснения и произвол назначаемых правительством атамана и старшин, питали внутреннее недовольство и тревогу. В начале 1772 года натянутость положения дошла до крайности, вспыхнул открытый мятеж. Мятеж усмирили, но корень его остался; ожесточение и жажда мести под внешним гнетом только крепли и приобретали упругость. Новый взрыв страстей обещал сделаться страшным.

В это время появился на Яике донской служилый казак Емельян Пугачев, назвавшись мнимоумершим Императором Петром III. К нему стали приставать злоумышленники, а следом за ними повалили темные люди низших сословий, которым жилось далеко не льготно, Пугачев же обещал разные блага и между ними вольность. Первую вооруженную попытку Пугачев сделал на Яицкий городок, но удачи не имел; неудачи повторялись и впоследствии, однако они имели значение частное, а в общем дело ширилось и росло. Пугачев брал один за другим жалкие укрепленные пункты азиатского рубежа, большею частью с помощью измены; казнил смертью начальников и вообще дворян; присоединял к своим шайкам казаков и нижних чипов. Киргизы, Калмыки, Татары, Башкиры помогали ему либо прямо, либо косвенно. Все страсти были пущены в ход: крепостных Пугачев заманивал обещанием воли, казаков — удовлетворением их жалоб и неудовольствий, раскольников — уничтожением нововведений, кочевников и всех вообще — грабежом чужого добра. Ужас и смятение забирались все дальше; восточные губернии чуть не до самой Москвы представляли собою почву над вулканом. Дворяне и люди имущие тщетно ждали помощи: войска были стянуты к дальним европейским границам, в волновавшемся крае находились лишь разбросанные, редкие команды, начальники отличались робостью или нерешительностью, в ряды войск забралась измена.

Екатерина вверила главное управление операциями противу мятежников генералу Бибикову, которого способности и распорядительность, при твердом, самостоятельном, но уживчивом и прямодушном характере, были испытаны незадолго перед тем в Польше. В конце 1773 года Бибиков прибыл в Казань и умелою рукою взялся за дело; успех стал покидать Пугачева. После нескольких побед кн. Голицына, Мансурова, Михельсона, Пугачев очутился в положении почти безнадежном, но неожиданная кончина Бибикова в апреле 1774 года снова поправила его дела. Он даже усилился противу прежнего, расширил район своих действий и влияния, добрался до Казани и хотя не взял крепости, но разграбил и сжег город.

Разбитый здесь полковником Михельсоном, который по недостатку и крайнему изнурению кавалерии не мог преследовать мятежников так деятельно, как хотел, Пугачев переправился на правую сторону Волги и взбунтовал все приволжье. Господские крестьяне и иноверцы возмутились; полилась кровь воевод, дворян, священников. Дух мятежа, как зараза, переносился от одной деревни к другой; целые области подымались от появления нескольких агентов Пугачева. Прошло немало времени, пока правительство убедилось в необходимости снабдить широкими полномочиями новое лицо для скорых и энергических мер противу мятежа, и в июле это поручение возложено было на графа П. И. Панина, Заключенный перед тем мир с Турками дозволил усилить и действовавшие противу Пугачева войска, а также послать на театр мятежа Суворова.

Назначение туда Суворова было предположено еще в марте; выбор пал именно на него, надо полагать, не только вследствие приобретенной им противу Турок репутации энергии, быстроты и распорядительности, но и по указанию Бибикова. На это документальных доказательств нет, но стоит только припомнить службу Суворова в Польше и добрые его там отношения к Бибикову, чтобы допустить сильную вероятность такого предположения. Но Румянцев не счел возможным откомандировать Суворова тогда же, ибо последний находился на посту против неприятеля, и внезапный его отъезд в Заволжье дал бы Туркам повод предполагать, что наша внутренняя смута весьма для нас опасна. С мнением Румянцева нельзя было не согласиться; последствия показали, что Суворов был действительно нужен на Дунае, ибо благодаря ему одержана победа при Козлуджи. Но последствия удостоверяют также и в том, что Суворов был весьма нужен и в Заволжье, так как главным образом вследствие недостатка предводителя способного и энергичного, тамошние дела затянулись и даже приняли дурной оборот.

Когда был заключен с Турками мир, Суворову нечего было уже делать в армии. В это же время Панин, назначенный для операций против Пугачева, просил назначить ему в помощь генерала, который бы мог его заменить в случае болезни или смерти. В самый день получения Государыней известия о переходе Пугачева на правый берег Волги, послано Румянцеву приказание — как можно скорее отправить Суворова в Москву. Суворов, находившийся в Молдавии, тотчас же поскакал на почтовых, повидался в Москве с женою и отцом, по оставленному Паниным приказанию сел на перекладную и в одном кафтане, без багажа, помчался в село Ухолово, между Шацком и иереяславлем Рязанским.